Изо льда и пламени...

Анатолий Лобоцкий не из тех актеров, что мелькают ежедневно в «долгоиграющих» сериалах. Его именем не пестрят афиши антрепризных проектов. Он не гонится за всенародной славой, не стремится быть узнаваемым на улице, ему чуждо тщеславие и модное нынче понятие «зведности». Он работает на износ – и телесно, и духовно. Свое право называться актером Лобоцкий заслужил честно. А в 1998 году это право подтвердило звание «Заслуженного артиста России».

В детстве будущий ученик «великого и ужасного» Андрея Александровича Гончарова об актерской карьере даже не помышлял. Был обычным мальчишкой – дрался во дворе, хватал двойки по поведению, даже сходился с «неформальными» группировками. Но при всем этом, на Анатолия влияла семья – папа-журналист и мама-библиотекарь прививали сыну любовь к книгам, которые он с жадностью читал. Поначалу талант Лобоцкого проявился в другой области – он с детства любил рисовать, занимался в художественной школе. Но судьба распорядилась по-другому, художником Лобоцкий не стал, а поступил на режиссерский факультет Тамбовского института культуры. Хотя и сейчас он продолжает рисовать… на текстах ролей и пьес.

Переезд в Москву и неудачная попытка поступить в ГИТИС не изменили намерений Анатолия, и на будущий год ГИТИС поддался его таланту и обаянию. А в 1985 году А.А.Гончаров перенес в театр Маяковского дипломный спектакль курса «Завтра была война» по пьесе Бориса Васильева (Анатолий играл Юру). Спектакль имел огромный успех и в России, и за рубежом.

Однако Лобоцкий несколько раньше попал в прославленную труппу Маяковки. Пожилые театралы до сих пор вспоминают блестящий дуэт Сергея (Лобоцкий) и Катерины (Гундарева) в спектакле «Леди Макбет Мценского уезда» по Н.Лескову. Андрей Гончаров, доверяя молодому артисту эту роль (взамен ушедшего из театра Виктора Корешкова), не прогадал с выбором, и сам после не раз говорил об этом.

Когда Анатолий появился в театре, в него, казалось, влюбилась вся женская половина «Маяковки». Что уж говорить о поклонницах, которые буквально засыпали актера цветами и подарками и оккупировали служебный вход театра после каждого спектакля с его участием!

Режиссер Гончаров очень полюбил актера Лобоцкого. Не удивительно, что после оглушительного успеха в «Леди Макбет…» роли буквально «посыпались» на него: Василий Леонидыч, Петрищев и Гросман в «Плодах просвещения» А.Толстого, Дульчин в «Жертве века» А.Островского, Дон Жуан в «Забавах Дон Жуана» М.Павловой, Оливер в «Как вам это полюбится» У.Шекспира, Антонио в «Чуме на оба ваши дома» Г.Горина, Константин в «Дети Ванюшина» С.Найденова, Джим Канарейка в «Не о соловьях» Т.Уильямса, Карлик и Герцог в «Карлике» П.Лагерквиста, Кречинский в «Вольный стрелок Кречинский» по пьесе А.Сухово-Кобылина «Свадьба Кречинского»… И это только малая доля! Всего Лобоцкий за свою почти 25-летнюю работу в театре Маяковского сыграл более 20 разноплановых ролей.

А в 2003 году известный немецкий режиссер Петер Штайн в Рижском театре русской драмы поставил «Чайку» А.П.Чехова, в которой Анатолий играл Тригорина (обойдя многих конкурентов на кастинге, который устроил Штайн для создания спектакля).

Любопытна история с вводом Лобоцкого на роль Дульчина в спектакль «Жертва века» («Последняя жертва» А.Н.Островского, реж. Ю.Иоффе, 1994 год). Изначально эту роль репетировал и выпускал актер Александр Мартынов, но случилось так, что сразу же после премьеры Мартынов уходит из театра… Анатолия, репетировавшего некоторое время в этой постановке, «бросают» на срочный ввод (и это на второй спектакль!). Передать волнение актера словами невозможно! Во время действия ему помогали все, без исключения, партнеры. Спектакль прошел «на ура», и еще десять лет Лобоцкий выходил на сцену в роли обаятельного, ироничного и циничного игрока Вадима Дульчина.

А через несколько лет после «Жертвы века» актер сыграл похожую роль – Кречинского в спектакле «Вольный стрелок Кречинский» (реж. Т.Ахрамкова, 2006 год). Кречинский Лобоцкого – не дешевый соблазнитель женщин. Его герой умен, расчетлив и обаятелен. Не удивительно, что «папенькина дочка» Лидочка теряет голову от любви к нему: Лобоцкий щеголяет у Муромских в роскошном палевом пальто и меховой шапке – настоящий комильфо!

Его не пугает ледяной холод в собственном жилище, где даже вода – и та превратилась в кусочки льда. Вот Кречинский у себя на квартире, он лежит на кровати в темном домашнем халате, и кажется, будто его сердце тоже покрылось льдом – до того он спокоен и холоден. Легкая паника героя начинается с появления купца Щебнева, пришедшего получить долг по карточной игре. Деньги, деньги, деньги! «Украдь, а достань мне денег!», – кричит Кречинский Расплюеву на чистом польском языке. Вот оно истинное лицо Кречинского! Когда он думает и изъясняется на родном польском языке (удачная находка Татьяны Ахрамковой: Кречинский – поляк, а чистота произношения у актера в крови – оба его деда были поляками).

«Умри, а не впускай их сюда!», – еще один вскрик Кречинского на родном языке, когда в его квартиру ломится полиция. «Умри!» Как же впустить их, ведь здесь все семейство Муромских! И в этот момент Кречинский-Лобоцкий понимает, что всё, кончено, что и этой партии не светит счастливый финал. Понимает, но мы видим, что принять не может. «Сорвалось…», – тихо, с мучительной грустью в голосе произносит герой…

Финальная сцена решена Ахрамковой так, что актер (Человек театра) зачитывает конец пьесы зрителям, и добавляет: «Близкий друг Сухово-Кобылина сохранил такую запись в своем архиве: Александр Васильевич очень сожалел, что Кречинский изображен им слишком низменным и попытался его реабилитировать, переделав конец драмы, где Кречинский во время ареста застреливается». Кречинский-Лобоцкий вздрагивает, будто оживает, сначала удивленно смотрит на читавшего, далее – еще одна реплика на польском «А ведь это хорошо…», и медленно подносит револьвер ко лбу. Он готов, он принял решение – застрелюсь, хватит, устал!.. Но звонкий вскрик Лидочки останавливает его. «Опять женщина!..», и Кречинский отдает револьвер слуге Федору. Ему уже все равно, он уже мертв…

Внешность Лобоцкого такова, что режиссеры, будто сговорившись, видят в нем героя-любовника. Но сам Анатолий считает, что «актер должен быть универсальным, способным сыграть все – от буффонады до высокой трагедии». Себя же он относит к категории актеров с достаточно широким диапазоном, которому, однако, не все подвластно. Яркий пример – работа актера в спектакле «Карлик» (сценическая версия Г.Шульпякова одноименного аллегорического романа Пера Лагерквиста, реж. Т.Ахрамкова, 2004 год), в котором Лобоцкий выходил одновременно в двух ролях – Карлика и Герцога.

Итак, спектакль начинается. Перед нами – Карлик, маленькое сгорбленное существо со злой ухмылкой. Лицо перекошено, волосы висят клочьями, беретка сползла на бок. Низкий, хриплый голос Карлика врывается, будто из преисподней, пугает: «Я – Карлик! Я лучше вас всех, ничтожные твари!». Актер передвигается по сцене на коленях, ноги закрыты длинным черным балахоном.

Мурашки бегут по телу, когда Карлик-Лобоцкий рассказываю историю об убитом котенке Анжелики – дочери Герцога: «Однажды ей взбрело посадить мне этого котенка на голову. Эта тварь оцарапала мне лицо и обделалась на мою новую шляпу. Той же ночью я прокрался в комнату, где спала Анжелика, вытащил этого котенка из корзины, отрезал ему голову… Он даже пикнуть не успел – вытянулся и сдох…». Злоба во взгляде и холодность в голосе. Тут невольно содрогнешься. А ведь потом Карлик будет рассказывать, как он таким же образом убил возлюбленного юной Анжелики!

Карлик ушел, и через минуту появляется Герцог – зрители недоуменно переглядываются и достают программки – ну как поверить в то, что это один и тот же актер?! Но, тем не менее, это он, Анатолий Лобоцкий, но уже в новом облике. Меняется костюм, парик, а вместе с ними – лицо и голос актера. Стать Герцога резко отличается от приземистости Карлика. Он величаво вышагивает, с улыбкой подходит к дочери, к жене-Герцогине, шутит, живо интересуется происходящим в его владениях, беседует с придворным художником Бернардо о сущности человеческого бытия.

Лобоцкий почти все время находится на сцене, перевоплощаясь из Карлика в Герцога и наоборот. Интересно наблюдать, как по ходу пьесы Герцог и Карлик меняются «ролями» – медленное и мучительное превращение Герцога в Карлика, происходящее буквально на наших глазах – остро чувствуется боль в коленях, герой сгибается, будто под гнетом тяжелой ноши, видно искривление лица, губ – и в глазах Герцога-Лобоцкого загорается огонек злости, ненависти и зависти.

А с другой стороны – такое радостное и долгожданное превращение Карлика в Герцога, но уже не видное нам, оно происходит почти незаметно, где-то в глубине души… Здесь нельзя не вспомнить монолог Карлика, прикованного к стене в тюремной камере: «<...>Вода где-то капает... крысы... эй, кто здесь?... показалось... иногда мне кажется, что по замку бродит призрак... я знаю его, это... Иосафат... ну тот, который служил здесь карликом до меня <...> однажды герцог решил посмотреть, кто из нас сильнее и устроил состязание. Наивный! Через три минуты я положил его на спину и задушил... руки у меня сильные... от него пахло дерьмом – он обделался даже после смерти! <...> …Кто здесь? Опять показалось…». Этот легкий испуг в глазах всех ненавидящего Карлика, эта легкая человечность, проглядывающая сквозь личину нечеловека... Возможно, здесь и началось его превращение.

И вот парадокс: в финале спектакля мы видим Герцога-карлика, закованного в кандалы, своим хриплым, но в то же время громовым голосом, твердящего вечное: «Я – карлик! Я лучше вас всех, ничтожные твари!».

Лобоцкий очень самокритичен, он не позволяет себе расслабляться ни на сцене, ни перед спектаклем. Всегда придет в театр заранее, повторит текст. А перед спектаклем «Синтезатор любви», где Анатолий играет одержимого композитора-изобретателя Джерома Уоткинса, обязательно выйдет на сцену, проверит всю аппаратуру. И, хоть роль Джерома, по признанию актера, не дает ему ничего нового в профессии, он не позволяет себе халтуры и «расхлябанности». «Это – моя работа, и я должен делать ее хорошо», – считает актер.

В спектакле «Синтезатор любви» (реж. Л.Хейфец, 2002 год) по пьесе английского драматурга Алана Эйкборна «Отныне» Лобоцкому отведена роль вспомогательная. Здесь он является своеобразным центром, вокруг которого «кружатся» другие персонажи – няня-робот с регулярно заклинивающей программой, чудаковатая девушка из агентства услуг, слегка истеричная бывшая жена и чудо-дочка, за четыре года разлуки с отцом превратившаяся в уличного пацана с явно нарушенной психикой. Да и самого Джерома назвать нормальным человеком тоже нельзя. Разве нормальный человек будет расставлять микрофоны по всему дому и записывать каждый звук? И хотя пьеса Эйкборна является трагифарсом, в спектакле получилось больше фарса, чем трагедии. Трагедия, пожалуй, только в душе у героя Лобоцкого – как вернуть дочь и написать музыку своей мечты, «услышав которую, каждый поймет: это любовь»…

Лобоцкий – интроверт. С первого взгляда кажется холодным, неприветливым, но при более близком знакомстве открывается совершенно иной человек – веселый, обаятельный.

Таким Анатолий предстает перед нами в роли Антонио в спектакле «Чума на оба ваши дома» Гр.Горина (реж. Т.Ахрамкова, 1998 год). «Чума…» – это фантазия драматурга на тему Шекспировской трагедии «Ромео и Джульетта», она является как бы ее продолжением.

Антонио – дальний родственник Монтекки. Его появление в Вероне обусловлено единственной целью: жениться на Розалине, племяннице Капулетти, дабы усыпить злость Герцога, обрушившуюся на оба злополучных семейства. «Выгодная» партия для врага – хромой, косой, да к тому же игрок и пьяница Антонио – «этот человек вполне достоин осчастливить семью Капулетти!». Герой Лобоцкого до того жалок и убог, что Розалина невольно разражается хохотом при виде суженого! Он и в самом деле смешон – волосы взлохмачены, одежда заляпана грязью, а как нелепо хромает! Но маска шута, будто нарочно надетая Лобоцким, быстро спадает, и перед нами предстает серьезный, строго мыслящий человек. Антонио понимает, что эта свадьба угодна больше им самим – ему и Розалине, чем всей их многочисленной родне. И вот у него уже возникает жалость к малознакомой ему женщине, Антонио берет на себя чужой грех, и спокойно признает его потом перед собравшимися на свадьбе горожанами.

А как Антонио-Лобоцкий рассказывает Розалине о Венеции – городе своей мечты, городе, «который весь состоит из воды, неба, стекол, зеркал… и все это отражается друг в друге! Поэтому кажется, что корабли плывут по небу, а облака стелятся под каблуками». Так и видишь кораблик, медленно покачивающийся на волнах. И Венеция оживает... «Белый собор... и я весь в белом!... И я весь в белом вскочил навстречу тебе из белого плетеного кресла, потом мы пошли в таверну выпить белого молодого вина и отправились в гостиницу Белый аист, славящуюся своим белым кружевным бельем». И как будто погружаешься в этот миф, ощущаешь терпкий запах вина, входишь в эту гостиницу, действительно похожую издалека на аиста... и... и опять же веришь - веришь каждому слову, каждому вздоху. Кажется, будто актер сам верит в сказку, которую описывает, сам мечтает об этой сверкающей белизне. Хочется вскочить с места и бежать, бежать навстречу... навстречу мечтам... Антонио уводит за собой, манит, зовет… За ним хочется идти, хоть на край света!

Актер создает настолько искренний и завораживающий образ, пронося его через весь спектакль, что не устаешь удивляться, как можно так чувствовать своего персонажа.

Во втором акте Антонио защищает не просто честь женщины, а честь уже любимой женщины, и мы видим, как рождается в нем это светлое чувство, мы слышим, как едва бьется его сердце рядом с Розалиной, как дрожит его голос, когда он зачитывает своей возлюбленной 29 псалом или Песнь Песней.

И он уже готов сразиться с обоими семействами за дочь – не родную, но которую он уже считает родной. Он знает, что его могут убить, но идет на этот шаг: «Скорей бы дочь забрать, и прочь от вас, достопочтенные семейства!», в голосе слышны нотки ненависти, уже не бессознательной. И, при попытке забрать дочь,… его ранят!

В последней сцене, в монастыре у брата Лоренцо (того самого, что помогал когда-то Ромео и Джульетте), снова соединяются двое – Антонио и Розалина. И пусть родня против, пусть они уже захватили власть в Вероне, грубо оттеснив Герцога на второй план. И пусть монаха требуют «подвергнуть строжайшему суду священной инквизиции», и «Антонио-злодея, а также и наложницу его, блудницу Розалину сей же час из города изгнать! В железо заковать их, и нагими, нагими по улицам публично провести». Антонио-Лобоцкий смеется над их глупостями, он выше их! «Розалина, девочка моя, нам ведь с тобой друг дружку стесняться-то нечего, а этих будто бы и не существует». И после того, как монах соединит навеки их сердца, Антонио приподнимется, опираясь на руку новоявленной супруги, и с язвительной иронией в голосе продекламирует: «Встречайте молодых, родня!»…

Горин создал пьесу с открытым финалом. В конце Лоренцо, зачитывая свою летопись, скажет: «…Кто говорит, забила их родня, кто говорит: Антонио-ловкач снял кандалы с себя и Розалины, бежал, потом уехал, да уплыл и жил с ней много лет в любви и счастье…». И появятся на вершине две фигуры в белом, двое влюбленных, нежно смотрящих друг на друга…

И даже когда выйдешь из зала, в душе надолго останется волнение, которое пробудил актер. Антонио навсегда останется в памяти самым искренним и чистым созданием во всей этой кутерьме Монтекки-Капулетти. И пусть он пьяница, игрок, хромой, косой – любой. Он – настоящий, живой, единственный живой человек в этом мире разврата, зависти и вражды.

Тема искренней любви раскрыта Лобоцким в главной его роли последних лет – роли Дон Жуана в спектакле-фантазии М.Павловой «Забавы Дон Жуана» (1997 год). Этот спектакль – еще один блестящий творческий тандем актера с режиссером Т.Ахрамковой.

Дон Жуан Лобоцкого – одинокий человек, ему скучно жить. И женщин соблазняет он от скуки, как будто «упражняется» в искусстве обольщения, но не для собственного удовольствия, а просто – для развлечения, чтобы как-то скоротать время.

«Не судьба…», – задумчиво произносит Дон Жуан – Лобоцкий после неудавшейся попытки покончить с жизнью. Верный слуга Лепорелло всегда готов протянуть руку помощи, и протягивает… – мятую бумажку с заклинанием для вызова из могилы Командора… Верное дело! «Уж он-то непременно вас утащит за собой: его вы убили, потом жену его соблазнили. Утащит, обязательно утащит!», – как бы утешает Лепорелло. Но… опять «не судьба»… Лишь из-за кулис высунется длинная рука со свитком в руке. Это письмо от доброго дядюшки Дона Энрике, в котором он обещает большое наследство, если его непутевый племянник… женится!

Скука мгновенно улетучивается, и начинается игра, забавы. Схватив «первую попавшуюся под руку девицу» («верную подругу» Лауру), наш Дон Жуан отправляется в путь… У Дона Энрике герой ведет себя свободно, развязно, даже на свадьбе ухитряется «строить глазки» всем окружающим его дамам (чего стоят одни только взгляды на служанку Энрике «старую деву» Марию!). Лобоцкий потрясающе играет глазами, взглядом, в них как будто отражается его душа, его мысли, его чувства. Он одними глазами способен сказать больше, чем двумя страницами текста!

Дон Жуан слегка теряется, когда его новоявленная «жена» Лаура вдруг отказывает ему в ласках: «Почему ты так холодна со мной? Ведь, кажется, еще недавно ты была нежна… Не уезжай, останься, ты же видишь – я влюблен в тебя!.. почти…». Дон Жуан сам вдруг пугается вылетевшей против его воли фразы. И решает утолить «жажду» в объятьях цыганки Фраскиты… Его смешат ее грозные предсказания на свадьбе («Поживешь еще… Одинокий будешь… Черт тебя в ад утащит!»). Дон Жуан смеется над судьбой, он не верит ни единому слову цыганки. И вот он уже в объятьях Фраскиты (даже цыганка – и та не устояла перед его обаянием!). Но… Фраскита вдруг резко отталкивает Дон Жуана: «Нет! Пусти! От тебя серой пахнет, как от дьявола!», обильно сопровождая сказанное множеством проклятий. Дон Жуан испуган, крик вырывается у него словно из глубины души, как будто нечистая сила и впрямь где-то близко.

«Хозяин! Что с вами? Уж не влюбились ли вы? – заботливо интересуется верный Лепорелло, и тут же дает мудрый совет. – Тогда едем в Мадрид, скажем Лауре, что вы ее любите, и она ваша!». «Нет, Лепорелло, нет, ты не понимаешь, ведь со мной она будет несчастна…, – вдруг осознает Дон Жуан. – Вот я и расстался с женщиной, которую искал всю свою жизнь…». Боль, скорбь и одиночество отражаются в глазах Лобоцкого. Невинный розыгрыш со свадьбой еще аукнется нашему Дон Жуану… А тема одиночества четко изображена в лирическом отступлении – интермедии.

Мы переносимся в Россию. Гость (бывший Дон Жуан) встречает старого друга – Хозяина (бывший Лепорелло), который приводит его к себе домой, знакомит со своей женой. А жена – …кукла! кукла в человеческий рост. «Милочка, развлекай гостя», – обращается Хозяин к своей «жене». Гость сначала изумленно и с опаской смотрит на «спутницу жизни» своего друга, потом, как бы в шутку, начинает беседовать с ней: «Мадам, здесь прохладно. Позвольте предложить вам пальто», – и заботливо накидывает ей на плечи свое пальто… Искорка нежности проскальзывает в глазах Лобоцкого, когда он касается руками плеч куклы. «Пригласи хозяюшку на танец», – небрежно бросает Хозяин, убегая в магазин за очередной порцией водочки (какая же русская встреча без этого напитка?!). И Гость, с минуту поколебавшись, вдруг встает и твердым шагом направляется к манекену. «Мадам, позвольте пригласить вас…», – делает поклон и осторожно снимает куклу с шеста, прижимает ее к себе, бережно кладет ее резиновую руку себе на плечо, и… кукла оживает, кажется, будто она улыбается, а через секунду уже плачет от счастья, что ее полюбили… После короткого танца он возвращает «возлюбленную» на ее законное место, достает блокнот, ручку, пишет записку, небрежно бросает ее на стол… И с безумными горящими глазами вдруг резко хватает куклу, кладет ее на руки и убегает с ней вверх по лестнице… «Прости, мы полюбили друг друга с первого взгляда…», – прочтет вернувшийся Хозяин…

Проходит 17 лет… Та же комната в гостинице, что и в начале спектакля. Дон Жуан, изрядно постаревший, осунувшийся, с пустой бутылкой в руке хриплым голосом зовет Лепорелло, и, замахнувшись на него, скатывается по лестнице чуть ли не кубарем. Сказать, что он выглядит жалким – значит, не сказать ничего.

Но вдруг в его обители появляется молодая девушка… копия Лауры! Дон Жуан пробуждается, оживает, хмель вылетает из него в одно мгновение! Он влюбляется в этого «ангела, посетившего его скромную каморку», влюбляется с первого взгляда, так, как никогда еще не любил. Он зовет ее не голосом, а душой, как будто сердце вырывается из груди и кричит, что есть мочи: «Хуана! Хуааанааа!». И она бросается к нему в объятья, сжимает крепко-крепко. И она окажется единственной женщиной, которую он не «осквернит». Он поднимет ее на руки, рванет вместе с ней в спальню, и… остановится. А чуть позже появится и Лаура, и вмиг разобьет все мечты Дон Жуана о счастье, о браке с возлюбленной Хуаной. Вмиг, одним словом: «Жуан, опомнись! Хуана – твоя дочь!». Удар! Дон Жуан – Лобоцкий сначала просто не может поверить в это, думает, что он ослышался, в его глазах отражается сначала удивление, недоверие, но постепенно он понимает, что произошло. «Лаура, я великий грешник…», – еле слышно шепчет он, умирая на глазах, внутренне умирая. И выражение неземного блаженства на лице сменяется глубочайшей скорбью… Вот и аукнулась проклятая свадьба!

Издалека доносится «Lacrimosa» из «Реквиема» Моцарта. Как приговор. И Дон Жуан сжигает бесовское заклинание, предложенное Лепорелло еще в самом начале, медленно поднося бумажку к яркому пламени свечи… Долго смотрит на огонь, как будто осмысливая всю свою прожитую жизнь, встает, медленно уходит вдаль… Резко задувает свечу и скрывается в темноте. И оттуда же, из темноты, вдруг появляется огромная рука – рука Командора… Рука, покаравшая Дон Жуана за все его бесчестные деяния.

Горько сказанные им в начале спектакля слова «Не судьба…» проходят красной нитью через всю жизнь Дон Жуана. Не судьба! Не судьба любить, не судьба быть счастливым, не судьба жить… Не судьба…

В спектакле «Забавы Дон Жуана» происходит то, что принято называть отождествлением актера с героем. Лобоцкий настолько сливается со своим персонажем, он живет его жизнью, он не играет Дон Жуана, он сам есть Дон Жуан. Уставший, повзрослевший, потерянный… Это, несомненно, лучшая (из последних) работа актера на сегодняшний день. Жаль, что спектакль канул в небытие, он «не дожил», «не досказал», «не допел».

Здесь, наверное, можно подвести черту очередному этапу творческой жизни Лобоцкого. Но не ставить точку.

Совершенно иной этап – последняя работа Анатолия – роль Роберта Кэплэна в спектакле «Опасный поворот» Дж.Б.Пристли (реж. С.Арцибашев, 2008 год). Его Роберт спокоен, холоден и безразличен. Он не понимает, в каком жестоком и обманном мире он живет, его мир – придуманный, иллюзия, созданная им самим. Он существует в своей скорлупе, и когда ее разбивают «исповедальными признаниями», Роберт – Лобоцкий взрывается, прорывается как лава из вулкана. «Завтра? Нет, с меня хватит! Никакого завтра быть не может!» – с болью в голосе кричит герой. А через пару секунд за сценой раздается выстрел… Роберт не смог принять реальный мир, и ушел от него в другой – вечный.

Этим спектаклем 17 января 2009 года Анатолий Лобоцкий отметил свой 50-летний юбилей.

За плечами у актера – четверть века в театре, 15 лет в кино. А в планах – новые работы, новые роли, которые мы – зрители – надеемся увидеть в ближайшее время.

Е.Л. (с)-http://a-lobotsky.narod.ru

Использование всех материалов, размещенных на сайте, возможно только с разрешения администрации!

Связь с администрацией

(с) Анатолий Лобоцкий. 2007